- Взвод подъем, - отдал он команду и пошел к лестнице. Начали просыпаться остальные, отряхиваться от сена, которое тонким слоем покрывало чердак сенного сарая. Вскоре скрипнула дверь, загремели ведром, заскрипел колодезный ворот - хутор начал просыпаться. Банев растолкал свой экипаж, пнул по сапогу командира экипажа 132 тридцатьчетверки сержанта Данилова.
- Да не сплю я, - проворчал тот в ответ, но поднялся, начал расталкивать своих.
Спустившись вниз по лестнице Банев попал из уютного тепла чердака, нагретого за ночь более чем десятком молодых тел, в прохладу сарая. Из-за двери отчетливо тянуло утренним сквозняком, сержант поежился и решительно выскочил во двор. У колодца толпились бойцы второго взвода, умывались из корыта, стоящего на поленьях. Фыркали обливаясь колодезной водой, от которой в утреннем воздухе шел отчетливый парок. Старшина роты Прокопюк распекал уже кого-то за неряшливый вид, отрядил бойцов натаскать хозяевам бочки воды на заднем дворе.
- А ну, бисовы дети, хватай вeдра, тащи воду, це не дило, чтоб таки гарны дивчины цибарками надрывались, - мешая русские и украинские слова, командовал он бойцами, которые с веселым смехом, поглядывая на хозяйских дочек, быстро натаскали все корыта и бочки на скотном дворе.
Владимир подошел к колодцу, стянул гимнастерку и нижнюю рубаху, плеснул в лицо пригоршню воды, ополоснул торс. Подошeл Колька Данилов, плеснул ему пригоршню на спину, стал умываться сам. Вскоре корыто окружили остальные бойцы взвода. Банев отошел в сторону, отряхнулся. Холодная вода студила тело, но идти к танку за полотенцами не хотелось. Поеживаясь от утренней прохлады, он начал энергично помахивать руками, но вдруг услышал:
- Пане офицеже?
Рядом с ним стояла младшая хозяйская дочь, Ванда. Она протягивала ему вышитый рушник, смотря громадными синими глазами прямо на него. Володька почувствовал как по коже побежали громадные, каждая с кулак, мурашки, плеснула в голову горячая кровь. Даже вчера в полутьме он видел, какие красивые у пана Збышека, хозяина хутора, дочери, но вблизи лицо Ванды было таким прекрасным, что Володьке с его небогатым опытом ухаживания и сравнить было не с чем. Он взял полотенце, осторожно вытерся, хотя холода уже не чувствовал, горячая молодая кровь бурлила в жилах, будоражила тело близостью красивой девушки.
- Только я не офицер, сержант, - наконец нашелся он с ответом.
- Хорунжий? - спросила Ванда, теребя перекинутую через плечо толстую пшеничного оттенка косу.
Володька посмотрел на еe маленькие, но крепкие от крестьянской работы руки, скользнул взглядом по косе, остановил его на высокой груди и почувствовал, что краснеет. Весь его опыт общения с девушками состоял из двух посещений кинотеатра, одной вечерней прогулки и пары неумелых поцелуев, да и тот быстро закончился. Лена даже на вокзал не пришла, когда его провожали в армию. Володька тогда обиделся настолько, что писать ей не стал, хотя она прислала ему одно письмо, но настолько нейтрально-дружеское, не оставляющее никаких сомнений и недомолвок в их дальнейших отношениях. И теперь, стоя истуканом рядом с красивой девушкой, он не знал, что делать. Он умел командовать танком, не терялся в бою, как показали прошедшие дни, сумел со своим экипажем подбить шесть немецких танков. Но что сказать Ванде, он не знал, молча теребил полотенце, как она косу. Только и сумел кивнуть в ответ.
Командир второй машины их взвода сержант Данилов, который был самым старшим среди них, даже старше лейтенанта, с понимающей улыбкой наблюдал эту картину. Сам он был старше "этой пацанвы" на долгих пять лет, имел жену и сына, которые ждали его на далeком Урале. Осенью, после трeх лет службы, должен был отправиться домой, но пришел приказ задержать всех. Уже тогда у него появилось предчувствие войны, но жене он написал, что их оставили для обучения нового пополнения на полгода, и летом он должен вернуться. И теперь он тоже не знал, что написать домой.
Володька мучительно пытался найти способ продолжить разговор, но язык прилип к нeбу, ничего вразумительного в голову не приходило. Но тут его стукнули по плечу, он оглянулся - рядом стоял Колька Данилов. Тот улыбнулся Ванде и сказал:
- Пани Ванда, этот, ужасно смелый с фашистскими танками, но не с девушками, доблестный сержант Красной Армии очень хочет с вами познакомиться. Его зовут Владимир.
Ванда улыбнулась Николаю, но глаза еe по-прежнему смотрели на Володьку. Николай тихонько подтолкнул его к девушке, Володька сделал шаг вперeд. Шагнула и Ванда, их руки встретились и сержанту показалась, что промелькнула молния. Пальцы их случайно переплелись на полотенце, которое он так и держал в руках. Ванда улыбнулась, сказала что-то по-польски, Володька ответил по-русски. С трудом понимая одно слово из трeх-четырeх они недопонятое пытались объяснить глазами, движением головы, так как руки так и не смогли разорвать.
Лейтенант Игнатов подошел к Данилову, посмотрел на Банева, покачал головой:
- Кажется, приплыл наш герой, от таких болезней в медсанбате не лечат.
- У меня также в первый раз было, - ответил ему сержант Данилов.
- Пора машины готовить, - лейтенант посмотрел на восток, где над горизонтом начал появляться краешек солнечного диска, - да и позавтракать надо, желательно горячего, а то всухомятку нажеваться ещe днем успеем.
- Я займусь завтраком, - ответил ему сержант, посмотрел на Банева, добавил, - не трогайте их, товарищ лейтенант, пусть ещe поворкуют, он всe равно сейчас ни о чeм другом думать не сможет.
Лейтенант кивнул, пошел к танкам. Вскоре оттуда стало раздаваться лязганье люков, механики-водители начали проверять двигатели перед запуском. Данилов отправил двоих человек к подъехавшей кухне, старшина свои обязанности знал хорошо. Застучал черпак повара, бойцы разобрали горячую кашу, устроились завтракать. Николай взял Володькину порцию, подошел к нему, тронул за локоть. Володька оторвался от рук Ванды. От дома раздался крик матери, Ванда оглянулась и убежала к дому.