Заметив входящего лейтенанта, Андрей двинулся, было, к выходу, но тот остановил его и протянул свeрток, упакованный в прочную коричневую бумагу. Андрей удивился, но свeрток взял.
- Прошу вас ознакомиться с содержимым, и ждать дальнейших указаний. - Сказал лейтенант.
Вернувшись в свою комнату, всe же это была комната, а не камера, ибо еe никто не замыкал, да и охраны под дверями после первого разговора со Сталиным не стало, Андрей вскрыл сверток и обнаружил в нeм новенькую форму. Вместе с формой лежали документы на батальонного комиссара Банева Андрея Николаевича. Андрей осмотрел форму, две шпалы в петлицах и звездочка на рукаве подтвердили содержимое удостоверения. Развесив форму на спинке одного из стульев, ибо одевать еe без сапог было бы несусветной глупостью, Андрей улегся на кровать и взял гитару. Тихонько перебирая струны, он пытался подобрать аккорды к вспомнившейся мелодии. Когда-то он был неплохим гитаристом, одним из лучших в их классе музыкальной школы, которую ему избежать не удалось, как и многим мальчикам из интеллигентных и полуинтеллигентных семей. Впрочем, его миновала самая тяжeлая форма "музыкалки" - по классу скрипки.
Большая поклонница классической музыки мать Андрея решила, что еe сын должен непременно стать скрипачом. Мнения отца, а тем более самого сына она спрашивать не собиралась. В один не очень прекрасный день, оторвав любимое чадо от весeлой беготни со сверстниками во дворе, она отвела его в музыкальную школу. Пытавшийся возражать отец получил жeсткую отповедь, что мол "старшего сына она отдала на откуп ему, целыми днями с железками и деревяшками возиться, так хоть из младшего воспитает культурного человека". Но в самой школе ему несказанно повезло, ибо педагог по классу скрипки Вениамин Иосифович был твeрдо убеждeн, что гениальные скрипачи получаются только из его народа. Осмотрев голубоглазого и светловолосого мальчика, пощупав его пальцы, Вениамин Иосифович только вздохнул и отвел Андрея в другой класс. "Василий, это твой", - сказал он и оставил несостоявшегося скрипача в классе гитаристов, за что Андрей был ему благодарен всю жизнь, и каждый раз, встречая Вениамина Иосифовича, искренне здоровался с ним. Мать Андрея удовлетворилась объяснением, что еe сын уже слишком взрослый для обучения игре на скрипке, а сам Андрей получил в руки инструмент, который ему действительно нравился. Он с удовольствием играл и классические этюды, и дворовые песни, пел в школьном ансамбле вторым голосом. Василий Егорович, педагог гитаристов, уговаривал его учиться дальше, но у Андрея появилось новое увлечение, и на этом его обучение музыке закончилось. Но играть Андрей не бросал ни в школе, ни в армии, ни позднее во время службы по контракту в Чечне.
Когда мелодия всe же вспомнилась, Андрей начал играть громче, прикрыв глаза, как всегда делал, музицируя в одиночестве. Заканчивая мелодию, он услышал, как в комнату кто-то входит, и открыл глаза. И в ту же секунду вскочил с кровати. В дверях стоял сержант, проводивший его арест на аэродроме, впрочем, уже не сержант, а младший лейтенант госбезопасности. В одной руке он держал сапоги, а в другой фуражку. Лейтенант встретился с Андреем взглядом и кивнул.
- Ну, здравствуй лейтенант, - ответил на приветствие Андрей, - давай знакомиться заново. Банев Андрей, кто по статусу пока определить не могу.
- Егорцев Александр, - представился лейтенант, кивнул на форму Андрея и добавил, - личный охранник и адъютант при батальонном комиссаре Баневе, который, как мне известно, является представителем товарища Сталина при каком-то институте.
Андрей даже присвистнул от такой новости. Вспомнилось, что Сталин выяснял у него гражданскую специальность, а, узнав, что Андрей радиоинженер, только кивнул каким-то своим мыслям. Кажется, его решили использовать во всех его ипостасях, подумал Андрей.
- Спасибо, что поверил мне, - сказал он лейтенанту.
- Тебе тоже спасибо, что не забыл про меня, - ответил Егорцев, - одевайся, нам скоро идти.
Андрей быстро надел форму и сапоги, даже портянки намотал правильно, всe вспоминалось само собой, как будто только вчера пришел из армии. Вот только с портупеей пришлось повозиться, сам он еe никогда не носил, а как она выглядела на офицерах, вспомнить не мог. Ему на помощь пришeл лейтенант, показал, что и куда надо продевать, и на этом процесс преображения гражданского человека в военного завершился. Андрей осмотрел себя в зеркало, разгладил немногочисленные складки, поправил фуражку. Лейтенант одобрительно кивнул, спросил:
- В армии служил?
- Два года солдатом по призыву, и полтора сверхсрочной по контракту. - Ответил Андрей. - А шинели и остальное, что положено по довольствию, нам дадут?
- Зачем тебе шинель летом? - удивился Егорцев, - тем более сегодня они нам не нужны, сегодня мы должны прибыть на совещание генерального штаба, которое будет проводиться здесь, в Кремле.
- И в каком качестве мы должны там быть? - удивился Андрей.
- Товарищ батальонный комиссар, я же не бог, и не начальник генерального штаба, - усмехнулся лейтенант, - откуда мне знать? Дан приказ явиться. А зачем начальство знает, для того у него звeзды в петлицах.
- Да ты, лейтенант, философ, - удивился Андрей.
- Два курса политехнического закончил, до того как призвали, - ответил Егорцев.
Андрей с удивлением посмотрел на своего охранника. А лейтенант то оказывается - не так прост! Не из выслужившихся костоломов, а из призванной интеллигенции. И образование не рядовое для энкавэдэшника. Промелькнули в голове у Андрея подобные мысли, но тут же всплыли другие. А почему он решил, что в НКВД работали только тупые громилы?